Название: Слезы куклы
Автор: Yukana
Перинг: Сасори/Дейдара
Жанр: депресивные размышления имени меня над проблемами мира насущного, вылившиеся в не менее депресивный драббл. Особо сентиментальным не читать. Я просто люблю эту пару.
Размер: 768 слов
Традиционное музыкальное оформление: Bleach OST - Never Meant to Belong

Однажды ты сказал одну вещь. Признаюсь, ты говоришь много непозволительных глупостей, над которыми в иной раз смеемся мы вместе, но это...
Твоя фраза, по сути брошенная спонтанно, в такой нелепой обстановке, в такой непонятном для меня приступе ярости, стала моим клеймом. На долгие бессонные ночи. Я размышляю о ней каждый раз, когда потолок начинает мозолить глаза своей привычностью, когда от дневных мыслей хочется скрыться под тонким одеялом сна, когда единственной музыкой в темной комнате становиться шорох чистой простыни. Задумывался ли ты тогда над тем, как жестоко со мной поступаешь? Думаешь ли ты сейчас об этом? Сомневаюсь. Ты слишком наивный для своего возраста, для своей работы, для своей жизни. И мне порой кажется, что эту жизнь прожил кто-то другой, что это какой-то незнакомец убивал всех тех людей, что падали под наши ноги, что именно он, а не ты, окружил тебя опасностью и равномерным ждущим дыханием смерти. Ну а ты в свою очередь как-то случайно, совсем не задумываясь, запутался в клубке пропитанных ядом ниток, которые постепенно завязывают на твоей тонкой шее смертельный узел. Твое искреннее непонимание "А что я здесь делаю?", именно его я каждый день вижу в твоих глазах. И что же ты тут делаешь, Дейдара?

Но в тот клонившейся к сочному закату день ты был другим. Ты почему-то начал этот разговор, ты почему-то его не закончил. Ты почему-то нервничал, ты почему-то грустил. Ты почему-то был другим. Ты внезапно осознал, что ты тут делаешь; и это осознание сделало тебя еще беззащитнее, чем могла сделать глупая наивность, над которой мы все тихо смеемся. Ты почему-то подумал, что мне все это безразлично, ты почему-то накричал на меня. Ты никогда не допускал ничего лишнего, проводя между нами тонкую, едва ощутимую, но такую досаждающую грань. Мне предназначено было стоять на темной стороне, а ты всегда был на светлой. И ни разу ты не позволял себе и своему свету, своей ясности, своей тяге к жизни перебраться через эту черту, пересечь ее, оставив непоправимый след на темноте и затхлости моего мира. След, который я бы берег и защищал. Но в тот вечер твой свет стал другим, он все-таки добрался до меня и больно резанул. И эту рану, на которую я так долго смотрю, которую боюсь залечивать, оставил твой звонкий голос, разнесшийся по пустой веранде перед тем как ты зашел обратно в дом. Почему-то в другой.
"Разве вы можете меня понять? Данна...вы даже не умеете плакать!"
И даже, когда солнце, окрасившее покачивающуюся щетку елей в багровый цвет, село за тонкую линию горизонта; и даже, когда темнота, подкравшаяся словно дикий зверь, набросилась на округу, с жадностью поглощая отличительные черты каждого предмета, превращая их в черную густую массу ночи, я все еще сидел на плетенном стуле неотрывно глядя в даль. Ты действительно говоришь много непозволительных глупостей, но это... Я знал, что в ту ночь было холодно. Конечно, я не ощущал ледяную хватку сумрака, казалось, непонимающего, почему он не может меня смутить, но тогда, на том балконе, именно в тот момент мне впервые захотелось замерзнуть. Почувствовать онемение пальцев, тонкой паутинкой обволакивающее кожу, двигающееся дальше, к локтям и коленям...Но этого не произошло, а спустя час ты снова пришел. Ты смотрел на меня долгим мучительным взглядом, а потом тихо произнес обветренными губами: "Данна, возвращайтесь в дом". И я вернулся, но с тех пор...

Ты всегда знал, что мне не досаждает мое тело. Вечное. Нестареющее. Жаль, что мозг не такой, порой думал я, но поменять еще и его являлось роскошью. Непозволительной, к сожалению. Зато тебя оно очень сильно беспокоило. Ты всегда заботился обо мне, как о живом и хрупком человеке, а когда вспоминал, то неловко одергивал себя и винил за нетактичность. По крайней мере, смотреть на это было забавно. На твой смущенный взгляд. На мои неживые руки. На твою рано заработанную мимическую морщинку на носу. На мою скользящую поверхность. Сродни пластмассе... Нет. Как же чертовски мы несовместимы. Но ты никогда не намекал на этот факт. На то, что ты человек, пусть смертный, но изящный и такой заботливый, а я кукла, нестареющая, но лишенная нормальной жизни. Ты никогда не спрашивал, чем я думал, польстившись на перспективу не ломающейся оболочки. Ты никогда не укорял меня за глупость, такую очевидную, такую открытую и мозолящую твои искрящиеся далекие глаза. Наивные. Так по-детски.
Но в тот вечер... Ты почему-то это сказал. Это почему-то меня задело. Мне почему-то захотелось замерзнуть. Поверишь ли ты мне, если я скажу, что мне захотелось плакать? При тебе, чтобы ты увидел, чтобы ты понял, для тебя...
Слезы... они ведь у меня есть...

В эту ночь, когда я снова все осмыслил, белая гладь потолка уже надоела своей привычностью, от дневных мыслей не было и шанса скрыться под тонким одеялом сна, а шорох чистой простыни был совсем не слышен, я просто захотел сказать тебе это. Ты не сможешь увидеть. Я не смогу тебе показать. Я боюсь сказать тебе об этом. Ты не поймешь меня, услышав. Но сейчас...
- Знаешь, Дейдара, - прошептал я, наклонясь к твоему уху. Ты спишь. Ты давно спишь рядом со мной. Ты всегда рядом, даже ночью, находясь в своем маленьком сне. Я его никогда не увижу, поэтому наслаждайся за нас двоих, хорошо? - Однажды ты сказал одну вещь. Признаюсь, ты говоришь много непозволительных глупостей, над которыми в иной раз смеемся мы вместе, но это... Ты сказал, что я не умею плакать. Ты ошибся, Дейдара. Я умею. Но ты не увидишь моих слез. Я плачу душой...